Лесков Николай Семёнович. Русский писатель.

Биография Библиотека Музеи

Некуда.

Книга третья. На Невских берегах.

Глава четырнадцатая. Начало конца.

Некуда. Книга первая. В провинции.
Главы: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21 - 22 - 23 - 24 - 25 - 26 - 27 - 28 - 29 - 30 - 31
Книга вторая. В Москве.
Главы: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21 - 22 - 23 - 24 - 25 - 26 - 27 - 28 - 29 - 30
Книга третья. На Невских берегах.
Главы: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - 20 - 21 - 22 - 23 - 24 - 25

Райнер выздоровел и в первый раз выехал к Евгении Петровне. Он встретил там Лизу, Полиньку Калистратову и Помаду. Появление последнего несказанно его удивило. Помада приехал из Москвы только несколько часов и прежде всего отправился к Лизе. Лизы он не застал дома и приехал к Евгении Петровне, а вещи его оставил у себя Белоярцев, который встретил его необыкновенно приветливо и радушно, пригласил погостить у них. Белоярцев в это время хотя и перестал почти совсем бояться Лизы и даже опять самым искренним образом желал, чтобы ее не было в Доме, но, с одной стороны, ему хотелось, пригласив Помаду, показать Лизе свое доброжелательство и поворот к простоте, а с другой – непрезентабельная фигура застенчивого и неладного Помады давала ему возможность погулять за глаза на его счет и показать гражданам, что вот-де у нашей умницы какие друзья.
Лиза поняла это и говорила Помаде, что он напрасно принял белоярцевское приглашение, она находила, что лучше бы ему остановиться у Вязмитиновых, где его знают и любят.
– А вы, Лизавета Егоровна, уж и знать меня не хотите разве? – отвечал с кротким упреком Помада.
Лизе невозможно было разъяснить ему своих соображений.
Помада очень мало изменился в Москве. По крайней ветхости всего его костюма можно было безошибочно полагать, что житье его было не сахарное. О службе своей он разговаривал неохотно и только несколько раз принимался рассказывать, что долги свои он уплатил все до копеечки.
– Я бы давно был здесь, – говорил он, – но всё должишки были.
– Зачем же вы приехали? – спрашивали его.
– Так, повидаться захотелось.
– И надолго к нам?
– Денька два пробуду, – отвечал Помада.
В этот день Помада обедал у Вязмитиновых и тотчас же после стола поехал к Розанову, обещаясь к вечеру вернуться, но не вернулся. Вечером к Вязмитиновым заехал Розанов и крайне удивился, когда ему сказали о внезапном приезде Помады: Помада у него не был. У Вязмитиновых его ждали до полуночи и не дождались. Лиза поехала на розановских лошадях к себе и прислала оттуда сказать, что Помады и там нет.
– Сирена какая-нибудь похитила, – говорил утром Белоярцев.
На другое утро Помада явился к Розанову. Он был, по обыкновению, сердечен и тепел, но Розанову показалось, что он как-то неспокоен и рассеян. Только о Лизе он расспрашивал со вниманием, а ни город, ни положение всех других известных ему здесь лиц не обращали на себя никакого его внимания.
– Что ты такой странный? – спрашивал его Розанов.
– Я, брат, давно такой.
– Где же ты ночевал?
– Тут у меня родственник есть.
– Откуда у тебя родственник взялся?
– Давно… всегда был тут дядя… у него ночевал.
Этот день и другой затем Помада или пребывал у Вязмитиновых, или уезжал к дяде.
У Вязмитиновых он впадал в самую детскую веселость, целовал ручки Женни и Лизы, обнимал Абрамовну, целовал Розанова и даже ни с того ни с сего плакал.
– Что ты это, Помада? – спрашивал его Розанов.
– Что? Так, бог его знает, детские годы… старое все как-то припомнил, и скучно расстаться с вами.
Чем его более ласкали здесь, тем он становился расстроеннее и тем чаще у него просились на глаза слезы. Вещи свои, заключающиеся в давно известном нам ранце, он еще с вечера перевез к Розанову и от него хотел завтра уехать.
– Увидимся еще завтра? – спрашивала его Женни. – Поезд идет в Москву в двенадцать часов.
– Нет, Евгения Петровна, я завтра у дяди буду.
– Никак нельзя было уговорить его, чтобы он завтра показался.
Прощаясь у Вязмитиновых со всеми, он расцеловал руки Женни и вдруг поклонился ей в ноги.
– Что вы! что вы делаете? Что с вами, Юстин Феликсович? – спрашивала Женни.
– Так… расстроился, – тихо произнес Помада и, вдруг изменив тон, подошел спокойною, твердою поступью к Лизе.
– Я вам много надоедал, – начал он тихо и ровно. – Я помню каждое ваше слово. Мне без вас было скучно. Ах, если бы вы знали, как скучно! Не сердитесь, что я приезжал повидаться с вами.
Лиза подала ему обе руки.
– Прощайте! – пролепетал Помада и, припав к руке Лизы, зарыдал как ребенок.
– Живите с нами, – сказала ему сквозь слезы Лиза.
– Нет, друг мой, – Помада улыбнулся и сказал: – можно вас назвать «другом»?
Лиза отвечала утвердительным движением головы.
– Нет, друг мой, мне с вами нельзя жить. Я так долго жил без всякой определенной цели. Теперь мне легко. Это только так кажется, что я расстроен, а я в самом деле очень, очень спокоен.
– Что с ним такое? – говорила Лиза, обращаясь к Розанову и Женни.
– Ну вот! Ах вы, Лизавета Егоровна! – воскликнул Помада сквозь грустную улыбку. – Ну скажите, ну что я за человек такой? Пока я скучал да томился, никто над этим не удивлялся, а когда я, наконец, спокоен, это всем удивительно. На свою дорогу напал: вот и все.
Приехав к Розанову, Помада попросил его дать ему бумаги и тотчас же сел писать. Он окончил свое писание далеко за полночь, а в восемь часов утра стоял перед Розановым во всем дорожном облачении.
– Куда ты так рано? – спросил его, просыпаясь, доктор.
– Прощай, мне пора.
– Да напейся же чаю.
– Нет, пора.
– Ведь до двенадцати часов еще долго.
– Нет пора, пора: прощай, брат Дмитрий.
– Постой же, лошадей запрягут.
Розанов крикнул человека и велел скорее запрячь лошадей, а сам стал наскоро одеваться.
– Ты что хочешь делать?
– Проводить тебя хочу.
– Нет! Бога ради, не надо, не надо этого! Ни лошадей твоих не надо, ни ты меня не провожай.
Розанов остановился, выпялив на него глаза.
– Прощай! Вот это письмо передай, только не по почте. Я не знаю адреса, а Красин его знает. Передай и оставайся.
– Да что же это такое за мистификация! Куда ты едешь, Помада? Ты не в Москву едешь.
– Будь же умен и деликатен: простимся, и оставь меня.
С этими словами Помада поцеловал Розанова и быстро вышел.
– Живи! – крикнул он ему из-за двери, взял первого извозчика и поехал.